Дело Джен, или Эйра немилосердия - Страница 71

Я вошла в вестибюль. Мильтоновский кон закончился, и Лиз приветствовала меня скорее как друга, а не гостя.

— Добрый вечер, мисс Нонетот. Все в порядке?

— Да не совсем, — улыбнулась я. — Но все равно спасибо.

— Вечером привезли вашего дронта, — сказала Лиз. — Он в вольере номер пять. Новости расходятся быстро — суиндонские фэны дронтов тут уже побывали. Они говорят, что это очень редкая версия — один что-то там. Они просили, чтобы вы им позвонили.

— Он один-два, — рассеянно прошептала я.

Сейчас мне было не до дронтов. Я молча стояла у стойки.

Лиз почувствовала мою нерешительность.

— Могу я вам помочь?

— Мистер Парк-Лейн не звонил?

— Нет. А должен был?

— Да вообще-то нет. На случай, если он позвонит, я буду у себя в комнате или в «Чеширском коте». А если вы меня не найдете, то попросите его перезвонить через полчаса, ладно?

— А почему вы просто не пошлете ему открытку с просьбой прийти?

— Господи, неужто все так очевидно?

Лиз кивнула.

— Он женится.

— Не на вас?

— Нет.

— Печально.

— И мне тоже. А вас никто никогда не просил выйти замуж?

— Просил, конечно.

— И что вы сказали?

— Я сказала: когда выйдешь, попроси еще раз.

— И попросил?

— Нет.

Я навестила Пиквика, который вроде бы уютно устроился. При виде меня он радостно защелкал клювом. Наперекор теории экспертов, дронты оказались на удивление сообразительными и разумными — неуклюжая легендарная птица была совсем другой. Я дала ему арахиса и под плащом протащила к себе в комнату. Не то чтобы вольера была грязной или неприятной, я просто не хотела оставлять его в одиночестве. Я положила в ванной его любимый коврик, чтобы он мог поспать, и постелила там газеты. Потом сказала, что хочу завтра отвезти его к моей матери, и оставила его любоваться из окна машинами на парковке.

— Добрый вечер, мисс, — сказал бармен в «Чеширском коте». — Чем ворон похож на письменный стол?

— Тем, что в слове «оба» есть буква «б».

— Отлично. Половинку «Ворчуна»?

— Шутите? Джин с тоником. Двойной.

Он улыбнулся и вернулся к своим стекляшкам.

— Полиция?

— ТИПА.

— Литтектив?

— Угу.

Я взяла свой стакан.

— А я учился на литтектива, — задумчиво сказал он. — До кадета дошел.

— Что случилось?

— Моя девушка была воинствующей марловианкой. Переделала несколько «Говорящих Уиллов» так, что они стали читать «Тамерлана» Марло. Когда она попалась, к делу приплели и меня. Вот так. Меня даже в армию не взяли.

— Как вас зовут?

— Крис.

— Четверг.

Мы пожали друг другу руки.

— Я могу говорить только за себя, Крис, но я отслужила в армии и служу в ТИПА-Сети, так что скажи своей девушке спасибо.

— Я и говорю, — поторопился уверить Крис. — Каждый день. Теперь мы женаты, и у нас двое детишек. По вечерам я работаю в баре, а днем — директором суиндонского отделения Общества Кита Марло. У нас около четырех тысяч членов. Неплохо для елизаветинского фальшивомонетчика, убийцы, игрока и безбожника.

— Есть люди, которые утверждают, будто бы он написал пьесы, приписываемые Шекспиру.

Крис растерялся. Его охватили подозрения.

— Не думаю, что имеет смысл обсуждать это с литтективом.

— Споры не противозаконны, Крис. Мы что, по-твоему, полиция мыслей?

— А разве этим не ТИПА-2 занимается?

— Так что там насчет Марло?

Крис заговорил шепотом:

— Ладно. Я считаю, что Марло мог написать эти пьесы. Он, несомненно, был блестящим драматургом, об этом свидетельствуют его «Фауст», «Тамерлан» и «Эдуард II». Он был единственным человеком своего времени, который мог бы это сделать. Забудьте о Бэконе и Оксфорде — им до Марло как до луны.

— Но Марло был убит в тысяча пятьсот девяносто третьем году, — медленно ответила я. — Большая часть пьес написана после этой даты.

Крис испытующе посмотрел на меня и заговорил еще тише:

— Конечно. Если он действительно был убит в тот день.

— Не поняла?

— Возможно, его смерть была инсценирована.

— Зачем?

Крис глубоко вздохнул. Уж в этом вопросе он разбирался.

— Вспомните: королева Елизавета была протестанткой. Атеизм, как и папизм, ниспровергает авторитет протестантской церкви и самой королевы как ее главы.

— Государственная измена, — пробормотала я. — Карается смертной казнью.

— Вот именно. В апреле девяносто третьего Тайный Совет арестовал некоего Томаса Кида по обвинению в публикации антиправительственного памфлета. При обыске его комнаты были найдены атеистические произведения.

— И что?

— Кид указал на Марло. Сказал, что Марло написал их два года назад, когда они жили вместе. Восемнадцатого мая девяносто третьего года Марло арестовали и допросили. А затем освободили под залог — похоже, просто не хватило доказательств, чтобы отдать его под суд.

— А как же его дружба с Уолсингемом? — спросила я.

— Я к этому и веду. Уолсингем был влиятельной фигурой в тайной полиции, они знали друг друга много лет. С появлением все новых и новых свидетельств против Марло его арест с каждым днем неизбежно приближался. Но утром тридцатого мая Марло был убит в пьяной драке — вроде бы из-за неоплаченного счета.

— Как удачно!

— Более чем. Я уверен, что Уолсингем подстроил убийство своего друга. Три собутыльника Марло были людьми Уолсингема. Коронера подкупили, и Марло скрылся под псевдонимом «Шекспир». Уилл, разорившийся актер, знакомый с Марло еще по труппе «Шордич», наверняка ухватился за шанс подзаработать. И надо полагать, его карьера закончилась, когда Марло и вправду умер.